Обитель ночи - Страница 68

Я едва верил своим ушам и уже боялся, что сошел с ума. Старый лама, сидящий напротив меня, потягивал чай из бесценной фарфоровой чашки и спокойно предлагал мне занять трон Шангри-Ла. Я не знал, что говорить и что делать. Мои изначальные намерения казались глупыми и наивными, и я пытался сформулировать хоть какие-то здравые требования. Я понятия не имел, что отвечать этому человеку, но чувствовал необходимость сказать хоть что-то, чтобы вновь обрести власть над собственной судьбой. Наконец я выговорил: «Я проделал весь этот путь в поисках утраченного арийского знания. Это единственное, что я искал. Теперь объясните, как мне вернуться назад. Я благодарен за ваше гостеприимство, но не могу обманывать вас. Я всего лишь хотел побывать здесь и убедиться, что Шангри-Ла существует. Я удовлетворен».

Настоятель промокнул салфеткой уголок рта и сказал: «Знание, которое вы ищете, содержится в священной „Книге Дзян“. Она передается по наследству и тысячу лет хранится в стенах нашей крепости. Завтра, после вашей коронации, вы ее увидите. Вы обретете доступ ко всему, поскольку царь волен делать все, что ему заблагорассудится. Но уйти вы не сможете. Вы — наследник трона, и вам суждено остаться здесь, в нашем царстве». Старик наверняка заметил мой ужас и попытался подбодрить и утешить меня: «Не тревожьтесь и не печальтесь. У нас есть все, что вы можете пожелать. Люди, прибывающие к нам из внешнего мира, как правило, поначалу горюют. Отказ от привычной жизни кажется им невыносимым. Но обещаю вам: через несколько лет вы почувствуете себя безмерно счастливым и поймете, как вам повезло, что вы избавились от хаоса мирской жизни. Нет ни единого человека, вне зависимости от его привязанностей во внешнем мире — будь то любовь или материальные блага — который с течением лет не принял бы с благодарностью свою новую участь. Страсти и радости того мира меркнут в сравнении с могуществом и мудростью нашего царства».

Слова старика усилили мой ужас и панику. Бежать! Что бы ни говорил этот человек, надо скорее бежать отсюда. Хоть какой-то обратный путь должен быть. С другой стороны, сильным искушением оставалась возможность взглянуть на «Книгу Дзян», но только без коронации. Мысли одолевали меня. Я должен был придумать путь отступления. «Если вы отделились от внешнего мира, как вы обеспечиваете себя необходимыми вещами? Например, откуда этот изумительный фарфор?» — поинтересовался я. «Меня огорчает то, что вы по-прежнему питаете надежду найти выход отсюда. Уверяю вас, это невозможно. Но на ваш вопрос я отвечу. Раз в пять лет на перевал, что высоко в горах над монастырем, приходит караван и привозит нам то, что мы заказывали. Плату мы оставляем заранее. С людьми из каравана не общаемся. Даже если кто-то попытается приблизиться к караванщикам, тем строго-настрого приказано: под страхом смерти не разговаривать с обитателями Шангри-Ла, а тем более никому не помогать».

Сдерживаться я больше не мог и уронил голову на руки — таким тяжким было бремя отчаяния и страха. Настоятель вновь попытался утешить меня: «Не переживайте. Поверьте мне, вы еще полюбите отпущенное вам время царствия». Слова «отпущенное вам время» настораживали. От ужасной мысли вдруг у меня встали дыбом волосы на загривке. «Если уж мне суждено стать царем, скажите, пожалуйста, что стало с моим предшественником, прежним царем?» Настоятель отвел глаза и уставил взор внутрь своей изящной чашки. «Нынешний царь покинет трон сегодня вечером. И царица. Ведь у царя всегда есть царица. Как правило, это женщина из Китая или Тибета, в редких случаях — иной расы. Сегодня вечером их правление закончится». Мое сердце дрогнуло. «Что? Почему? А кто он, нынешний царь?» Настоятель ответил: «Он немец. Один из пяти человек, пришедших к нам много лет назад в поисках древних знаний и силы. Разумеется, он очень стар, но, благодаря нашему климату и особым упражнениям, по-прежнему здоров и крепок. Однако таков обычай: когда прибывает новый паломник, старый царь должен оставить престол». Мне стало совсем худо. Клетка и костер — единственное, о чем я мог думать. Тем не менее я попробовал отвлечься. «Как же это возможно? Ему ведь, наверное, за девяносто?» — спросил я. «Верно. Выглядит он гораздо моложе, не дашь больше шестидесяти. Тантрические практики, замедляющие метаболизм в человеческом организме, вместе с уникальным климатом долины задерживают процессы естественного старения», — ответил лама. «А остальные четверо? Его спутники? Кто они?» — «Все они побывали царями до него. По нашему закону, если имеется несколько претендентов на престол, каждый будет царствовать по десять лет. Время было поровну распределено между пришельцами, после чего они покинули нас». Я не понял: «Как это — покинули? Куда?» — «Присоединились к Учителям в высших мирах». Я было сглотнул, но в горле пересохло. Настоятель — безумец. Царство — оплот черной магии и зла. Мне вспомнилось предостережение доброго человека из долины внизу. Как же он был прав, а я — глуп, не послушав его. Настоятель поднялся, чтобы уйти. Он вел себя так, будто представлял идеальное святое сообщество и был духовным лицом, а не безжалостным убийцей. Он поклонился мне и сказал: «Благодарю вас за то, что терпеливо выслушали мои объяснения. Обычно они приводят в замешательство новичков, а вы справились неплохо. Советую вам вернуться в свою комнату и немного отдохнуть. Церемония отречения начнется с наступлением темноты. Ваше присутствие в качестве нового царя необходимо». С этими словами он покинул трапезную. Ужас сковал меня. Я едва мог соображать. Меня заточили в средневековом монастыре, под охраной монахов, моральный кодекс которых был настолько далек от норм цивилизованного поведения, что они собирались сжечь человека заживо. Тем не менее кое-что из сказанного настоятелем походило на правду: объяснение телепатических призывов и сообщений, получаемых во сне на смутно уловимых уровнях человеческого сознания, было мне понятно. Ведь я долгие годы упорно цеплялся за идею Шангри-Ла, не имея ни малейшего доказательства ее существования. Я сам чувствовал призыв, во сне и даже наяву настойчивое, неотвязное пение сирен мучило меня. Все это время я не сомневался, что Шангри-Ла существует, и знал: в один прекрасный день я приду туда, и это так же неоспоримо, как то, что солнце восходит на востоке. Но при мысли о жертвенном костре и клетке к горлу подкатывала тошнота: этой участи избежать невозможно — меня тоже сожгут заживо. Если не сегодня ночью, чего я боялся несколько мгновений назад, то в недалеком будущем, когда какой-нибудь несчастный проделает мучительный путь через Гималаи и, преодолев колоссальные трудности, отыщет дорогу в Шангри-Ла. Тогда придет мое время присоединиться к великим Учителям, как выразился безумный настоятель. Меня тоже заставят отречься. Несколько минут спустя, после того как меня в молчании проводили в комнату, я попытался собраться с мыслями. Усевшись на стул, я велел себе дышать ровно и глубоко, а затем попытался собрать факты воедино. Ламы Шангри-Ла не собираются отпустить меня на волю, это ясно как день. Феликс Кениг говорил правду, когда рассказывал мне, что его экспедиция достигла цели; это было очевидным. Более того, если верить настоятелю, один из компаньонов Кенига не только до сих пор жив, но и является царем Шангри-Ла. Он разделил судьбу всех монархов этого страшного места, однако я не мог понять, означало ли это, что царь все эти годы просто отбывал заключение с висящим над ним смертным приговором к сожжению. Был еще один неопровержимый факт, даривший искорку надежды: Феликс Кениг бежал. Ему удалось вернуться в Индию, его видели там. Значит, разговоры о том, что пути отсюда нет, — ложь. Правда, до Бомбея Кениг добрался в бреду и не смог вновь обрести душевное равновесие, но виной всему еще и война. Я начал убеждаться в том, что Феликс Кениг в своих туманных рассказах описывал именно это место. Страстное желание «слететь» вниз, в Изумрудную долину, послужило решающим доказательством. Я с легкостью представлял себя в роли приговоренного царя, вышагивающего вдоль зубцов крепостной стены, страстно мечтающего вернуться в изумрудную долину и с содроганием ожидающего, когда снизу потянет за нить его преемник. И вот какие мысли пришли мне на ум. Хаусхофер и Гесс были правы насчет Тибета и «Книги Дзян». Но какой